— Серёж, давай двигаться вперёд в наших отношениях. Хоть немного. Хоть по чуть-чуть, но вперёд, — умоляюще посмотрела она.

— Давай я тебе кое-что объясню, — разворачивал я тряпку, стараясь смотреть только на забавных мишек на голубой ткани, а не на тонкие сахарные косточки её ключиц, венку, что билась в яремной ямке, персиковый оттенок её матовой кожи и вогнутый желобок, что шёл по животу до резинки штанишек. И боролся с обуревающими меня видениями того, что бы я со всем этим сейчас сделал. — Понимаешь, в сексе не бывает такого, что сегодня я тебя поцелую, завтра потискаю левую грудь, послезавтра правую, потом чмокну в пупок, а ещё через день слегка оближу твою писечку, — не особо церемонился я в выражениях, пытаясь её смутить и заставить остановиться. — Не получается, что сначала я поласкаю тебя пальцем и заставлю кончить, а когда-нибудь потом войду на полшишечки, и, если тебе не понравится, сразу выйду. И так мы будем понемногу двигаться вперёд. Нет, детка, — натянул я её чёртову рубаху и, наконец, прикрыл наготу, от которой у меня так свело в паху, что я еле дышал. — Я возьму тебя сразу всю.

— Пусть, — вскинула она подбородок, преданно заглядывая в глаза. — Возьми всю.

Провела ладонями по моим обнажённым плечам, вверх по шее, обвела пальцем губы, сводя меня с ума. Остановись, Женька! Остановись, умолял я. Но её руки пошли дальше гулять по моему телу. Скользнули по груди, задевая соски. Погладили живот, пересчитали кубики пресса.

Я покачал головой и поймал её руку.

— Нет.

— Я хочу тебя.

— Это мои слова, — улыбнулся я. — Ты же не знаешь, чего просишь. Рассказать?

— Расскажи, — кокетливо дёрнула она плечиком.

— Хорошо, — я уверенно кивнул. — Будет жёстко и больно. Будет кровь. Будет нестерпимое желание заставить меня прекратить, но я не сделаю этого даже для тебя, детка, — коснулся я пальцами упругого сосочка, проступающего сквозь ткань и легонько сжал. Она приоткрыла рот, задержав дыхание. Проклятье! Я был близок к тому, чтобы сделать всё то, что говорил. — Я буду входить в тебя глубже и глубже, каждым толчком принося страдания, заставляя извиваться, бороться со мной, ненавидеть. Ты захочешь избавиться от предмета внутри тебя, на который сейчас так легкомысленно забралась, настолько сильно, что станешь уговаривать меня прекратить, умолять, плакать. Но даже тогда я не остановлюсь. Даже если тебе будет очень больно, я выебу тебя всё равно, детка. Потому что мне уже будет безразлично что ты говоришь, я сделаю столько раздирающих тебя движений, сколько нужно, пока мой хер, наконец, не выстрелит спермой поближе к твоим яичникам, чтобы дать этому миру шанс на продолжение, как было заложено природой. И только тогда блаженный спазм подарит нам обоим облегчение. Вот так это выглядит на самом деле — первый секс. Без розовых соплей, радуг и единорогов. Ты готова?

— Да, — уверено кивнула она. — Теперь я хочу тебя даже больше. Выеби меня, пожалуйста.

Чёртова девчонка! Чёртова бесстрашная девчонка!

— Нет, — подхватил я её под ягодицы и вместе с ней встал.

Ногой толкнул дверь в ванную. Вытащил из ящичка ключ, открыл вторую дверь. Откинул покрывало и положил засранку на её прежнюю кровать.

— Я предупредил.

— Ну почему? — захныкала она.

Господи, малыш, ну что тебе сказать? Как объяснить, сладкая моя, что я же тебя больше не отпущу, если попробую. Честное слово, сначала я даже не думал о тебе как о женщине, не собирался и притрагиваться. Но потом что-то пошло не так. Потом ты вернулась, и, тихо шурша шифером, у меня потекла крыша.

И меня уже не спасти. Но у тебя ещё есть время, есть шанс подумать и отказаться. Ещё есть. Потому что потом, я точно знаю, у меня на пол шишечки не получится. Потом ты будешь одна, моя и только моя. Ты не сможешь ходить, ты охрипнешь орать, ты будешь умолять меня не останавливаться или, наоборот, наконец остановиться, но я не буду тебя слушать. Я не отдам тебя никому. Не передумаю. Не отпущу. Не позволю. Потому что я долбанный однолюб, а не бабник. Грёбаный влюблённый мужик, готовый на всё ради тебя. И сраный собственник, способный убить за свою женщину не дрогнув. Но я буду сопротивляться сколько могу этому желанию и дам тебе выбор пока есть шанс, что я всё же залатаю чёртову крышу и не дам себе забыть, что тебе восемнадцать, а мне уже сорок.

— Потому что ты пожалеешь об этом, когда протрезвеешь, — ответил я, подавив вздох. — А ты пьяна.

— Ну и что? — она села и обвила мою шею руками. — Не любишь пьяных баб?

Я неопределённо пожал плечами. Не настолько, чтобы меня остановил глоток шампанского. Но воспользоваться этим я бы себе ни при каких условиях не позволил.

— Ты кажешься себе смелой, но на самом деле готова навредить сама себе, лишь бы доказать, что ты лучше. Это всего лишь ревность, детка. Но тебе ничего никому не надо доказывать, — отцепил я непослушную вредину от себя, как плющ от стены, и убрал её руки под одеяло.

— Ты думаешь это из-за неё? — сверлила она меня глазами. — Думаешь из-за Сашки, да?

— Уверен. Спокойной ночи!

Я чмокнул бархатную щёчку, преодолел спасительные метры до ванной и закрыл дверь.

— Сергей! — Женька кинулась следом, едва я вышел. Подёргала ручку. Забарабанила кулаками. — Чёрт побери! Моцарт! Открой сейчас же!

— Утром поговорим! — крикнул я.

— Нет, поговори со мной сейчас!

Сейчас мне пиздец как нужен ледяной душ, а не разговоры. Если я срочно не избавлюсь от невыносимого напряжения в яйцах, завтра не смогу ходить.

Только кого беспокоило что надо мне: на тумбочке зазвонил телефон. И Женька услышала.

— Ну беги, беги к ней! Беги! Это же Сашка, — не спрашивала она, обвиняла.

Дьявол! Я стукнулся затылком в дверь и только что вспомнил почему до сих пор не женился. И почему так хотел, чтобы это был брак по договору. Как же я ненавижу все эти претензии, обиды, ревность, недоверие, выяснение отношений! Как же я от этого отвык!

И да, это была её сестра. Она звонила пока мы были на Набережной, но я не ответил. И вот опять.

— Откуда ты знаешь? — хмуро спросил я.

— Не у одного тебя музыкальный слух, — хмыкнула она. — Я слышала Турецкий марш, когда ты говорил ей, что заказал номер в гостинице.

— Я сам ей звонил, неправда.

— Ты не дозвонился, и она тут же перезвонила.

Чёрт! Я этого даже не запомнил. Но слушать Рондо в турецком стиле, как было бы назвать правильнее, эхом перкуссии звенящее в стенах ванной, больше не было сил, и я пошёл за телефоном.

— Я перезвоню, — едва прошло соединение, сказал я. Александру это не остановило. Пришлось перебить и рявкнуть: — Я сказал перезвоню! — и повесил трубку.

Просто пиздец какой-то! Я даже отключил звук телефона, подозревая, что она не успокоится. И с чего я решил, что она не будет закатывать истерик, не захочет большего и вообще ей нужен секс без обязательств и заморочек?

Я чуть гланды не проглотил, когда она назвала меня «милый». И разговор в аэропорту после этого был коротким и жёстким: «На этом всё. Не смей. Забудь». Но похоже «секс без обязательств с сестрой невесты» — это зловонная бомба, которую я сам себе подложил и сам же на ней подорвался. А Женька сработала детонатором. Проклятье!

Я вернулся в ванную.

— Жень!

Но сквозь закрытую дверь услышал только как её выворачивает в туалете.

О, чёрт! Малыш! Набрав в стакан воды, я поспешил к ней.

С красными глазами, бледная, Женька сидела на полу в туалете. Я опустился рядом.

— Держи!

Она кивнула, сделала пару глотков.

— Прости, — прохрипела осипшим обожжённым кислотой горлом.

— За что? — подтянув к себе за шею, поцеловал её в макушку.

— За ревность. Я больше не буду. Если надо, езжай. Я ничего не скажу.

— А если нет? — улыбнулся я. — Если всё, что мне надо, здесь, — я легонько толкнул её плечом.

Она усмехнулась.

— Это глупо, знаю, — закивала она. — Но ты, чёртов всезнайка, прав: Сашка так бесилась за столом после разговора с тобой, что я почувствовала вкус победы. Ты же сказал: выбирай или я, или она. А я хочу, чтобы я.